Кресло Любви и надежды

Еду, как всегда, по Волгоградке. До МКАДа ещё километров десять-пятнадцать. Понукаю свою супер-тачку и тащусь со скоростью «сэкономь бензин — удиви черепаху». Потому что бензина почти нет, а доехать хочется. И вижу странную картину — примерно с моей скоростью (что уже непривычно) едет дэу матиз с открытыми окнами. А окна открыты потому, что ему прямо на крышу примотано старинное кресло-качалка. Примотано какими-то непонятными тряпками, похожими на старую простыню. А задняя верёвка, то есть тряпка, то есть крепёж этого антиквариата, практически уже отрывается, и видно, что кресло начинает сползать. Ну, думаю, жалко кресло! Упадёт ведь — разобьётся.

Я би-би, фарами мырг-мырг, равняюсь, ручонками размахиваю, на кресло тычу. И, конечно, в матиз заглядываю, кто там едет. А за рулём — бабка! То есть нет. Нет, конечно! За рулём — пожилая леди. В пальто, в перчатках. С нашейным платком. С макияжем по возрасту. И лет ей, наверное, восемьдесят! И понимаю я, что если я, кобыла страшная и здоровая, не помогу этой королеве трон привязать, то расстрелять меня!

Бабка, то есть леди, истерику мою поняла, к обочине прижалась, а я чуть впереди встала. И метров через пятнадцать заправка. Вышла я ей помочь. Нормально, приторочили кресло покрепче к матизу этому несчастному при помощи подручных средств, и тут говорит она мне: «Позвольте, барышня, угостить вас кофе! Сделайте одолжение!» — и на заправку кивает,— «конечно, это прискорбное место не подходит двум леди, но альтернативы мы не имеем…»

Я, конечно, согласилась. А как ещё? Такую речь послушать… И пошли мы на заправку. Кофе она нам купила, попытку мою наскрести мелочь по карманам решительно пресекла. Села, кофе глотнула и говорит: «Я прошу простить меня, барышня, за то, что я невольно стала для вас источником беспокойства. И, раз уж вы согласились попить со мною кофию, то, я думаю, что вам интересно будет узнать историю моего кресла, с которым я ношусь, как курица с яйцом. Не судите строго, отнеситесь снисходительно к слабостям старой чудачки. Я всегда вожу это кресло с собой. На дачу и в Москву. Я могу забыть свой мобильный телефон, но не кресло.

Когда-то давно, когда я была замужем, это кресло стояло у нас с мужем в квартире. И, когда мы ссорились, когда у меня было плохое настроение, когда просто хотелось пожаловаться на жизнь или пореветь, а вы ведь знаете, барышня, женщинам иногда просто необходимо пореветь! Полезно нам это для здоровья. Так вот, тогда я садилась в это кресло с ногами, обхватив свои коленки. А муж мой подходил, обнимал меня в этом кресле, и тихонько баюкал. И гладил мои волосы. Ничего не говорил. И он делал так всегда, даже когда мы ругались, и я была неправа.

А потом он умер. И я думала, что тоже умру. От отсутствия его. И я забилась в своё кресло, чтобы умереть в нём. А меня вдруг отпустило. Как будто подошёл он и обнял, и по волосам погладил. И я осталась. И кресло моё со мной, как место свидания. Я не жалуюсь, я живу хорошо. До сих пор прилично зарабатываю, я переводчик. И я счастлива, потому что знаю, что когда я устану, совсем устану, закончив свой последний перевод, я сяду в кресло. И он обнимет меня и шепнёт — пойдём, любимая. И мы уйдём с ним вместе. И по-другому не может быть, сколько бы мне не говорили подруги про ужасы одинокого угасания. Будет так, иначе невозможно. Так что вы понимаете, барышня, как я вам признательна».

Мы улыбнулись друг другу. И разъехались. А когда я села в свою машину и включила радио, то попала на конец песни:

«Какая, в сущности, смешная вышла жизнь.
Хотя, что может быть красивее,
Чем сидеть на облаке и, свесив ножки вниз,
Друг друга называть по имени…»

Не правда ли?

Анна Воронина