Я не люблю уезжать из Гватемалы. Мне стольких сил стоило окончательно перебраться сюда — бросить семью, друзей, работу в приемке, которую любила как ничто другое, науку которую не любила, все хобби, вроде горных лыж или танцев и всего того к чему я привыкла. Я развелась, сдала квартиру, раздала все вещи и уехала в никуда и ко всему.

Я не люблю уезжать из Гватемалы, потому что тут мне комфортно. Помните, у Арефьевой: «вот теперь я человек!» Это все даже не про то, что тут можно ходить без лабутенов, охуительных штанов и даже без белого халата. Это больше про то, что мы тут занимаемся «той самой» медициной. Медициной для людей. Мы каждый день делаем чью-то жизнь другой. Не нужно далеко ходить: буквально на днях к нам притащили мужика у которого диск циркулярной пилы отскачил на квадриципс и разделил переднюю часть ноги на две. Сергио вместе с Аллочкой его штопали почти час. Зашил. Выжил мужик.

Жена мера пришла к нам, беременная, на седьмом месяце, говорит «немного подтекает» у нее, трусы мокрые. Тот же Сергио ее уложил на лавку, посмотрел — вроде все нормально, околоплодные воды, все на месте. Потом поддел слегонца пузырь сверху — и на него как полилось. Отвезли ее бегом на операцию, обоих спасли. Ребенок, конечно, слабенький, но жить будет. А если бы он не проверил мамашку — помер бы дитеныш.

Мы работаем с прекрасной командой. С людьми, которым не все равно. У нас архитекторы тут пашут днями и ночами, кошмары им снятся: что цемент не подвезли. Встают на час раньше работать, чем деревенские помощники, голову ломают как нам денег сэкономить на фасаде и кто будет плетенки для потолков ваять.

Я честно скажу — я никогда еще не видела вместе такое количество людей с аналогичными целями, идеями и мечтами. Это состояние абсолютного счастья, жить и работать здесь.

От этого состояния комфорта уходить не очень-то легко. Но, благо у нас есть Карина, которая всех, в том числе меня, заставляет спускаться с облаков на землю.

У нас есть деньги на коробку здания. Да, их нам периодически блокируют платежные системы и российские банки, что ситуацию не облегчает. Но они есть. Другое дело — мы же не коробка, мы клиника, а в клинике должен быть водопровод, электричество, оборудование, медикаменты, медицинские расходники, и, что не маловажно, врачи и медсестры — которые должны быть сытыми.

Мы хотим сделать клинику работающей безперебойно, потому что даже сейчас, когда мы принимаем людей в фанерноотгороженой комнатке, пациентов у нас много — мы принимаем по 10-15 человек в день. И это фактически— без помещения, практически без оборудования (хотя оборудование у нас потихоньку появляется — спасибо Еве Болдиной из США — прислала нам Центрифугу, Стерилизатор, Доплер, Микроскоп, Эндоскоп и еще три чемодана лабораторных расходников, лекарств и всяких ништяков для волонтеров и Саше Буракову за небулайзер), но зато с фееричной медсестрой Аллой, Сашенькой, Алексом, Сергио и мной. Мы все очень любим людей.

Вы должны видеть наших пациентов. Людей, к которым никогда не относились как к людям. Которым никогда не говорили «сеньор». Никогда не обращались на «устед».

Мы хотим чтобы все это работало. Лучше и только лучше. В сентябре к нам приезжают два самоотверженных врача из Питера и мы будем делать все, чтобы им было чем и с чем лечить. Потому что я знаю по себе, что самое сложное — это не ставить диагнозы и не ковыряться в язвах. Самое сложное — это отказывать человеку в помощи, просто потому что ты был не достаточно хорош, для того чтобы выпросить у фармкампании эналаприла, потому что ты побоялся перевеса и не привез лишний шприц инсулина, потому что тебе не хватило наглости побороть почтовую систему и таможенную службу и забрать свои законные посылки.

Я верю в то, что в мире много хороших людей. На самом деле я точно это знаю. Все смеются и говорят, что в США нам ничего не светит, но мы уже привыкли: не было дня, когда моя почта на наполнялась злостными письмами, а социальные сети — обвинениями. Ничего с этим не поделаешь, жизнь Health&Help — это не просто.

Но это лучшее, что произошло и происходит со мной.

____________________________

Врач из Уфы ВИКТОРИЯ ВАЛИКОВА решила построить бесплатную клинику в Гватемале. Меньше чем за месяц она собрала около миллиона рублейпожертвований. Livejournal Media Виктория рассказала о волонтёрах, которые готовы бесплатно лечить людей в тропиках, и о том, почему подобный проект нельзя запустить в России.

Доктору Виктории Валиковой 27 лет. Она родилась в Уфе в семье инженера и врача. Окончила университет, устроилась в местную больницу. А потом переквалифицировалась в специалиста по тропическим болезням и решила поработать волонтёром в глухом районе Гватемалы. В благотворительной клинике ей пришлось быть не только инфекционистом, но и хирургом, акушером и терапевтом.

Полное отсутствие врачей в небольших деревнях Центральной Америки не идёт в сравнение даже с самыми отдалёнными уголками России. Виктория решила задержаться в тропиках, чтобы спасать местное население от недугов, которые давно излечимы во всём мире. «Сравнивать Россию, которая принимает Олимпиаду и запускает в космос корабли, со странами, где больше половины населения голодает и умирает от излечимых болезней — негоже», — говорила она в интервью Livejournal Media полгода назад.

Виктория проработала в тропиках два года, после чего вернулась в Россию и начала сбор денег на строительство госпиталя в горном районе Гватемалы. За несколько недель девушке удалось собрать около миллиона рублей. Осталось найти чуть больше 200 тысяч. Начало строительства запланировано на июль. И команда, которая готова бесплатно строить и лечить, уже собралась.

В Гватемале теперь болеют за нашу сборную по футболу

ВИКТОРИЯ ВАЛИКОВА: Я никогда не думала, что уеду из России. Много путешествовала, но считала, что дальше стажировки за границей дело не дойдет. Россия мне как мама. А Гватемала — как невеста. Я ее выбрала и, очевидно, надолго. Клинику нужно не только построить, но и запустить. А потом курировать. Так что уезжаю на пару лет, не меньше.

Думаю, то, что делаем мы — это очень большой вклад в имидж нашей страны. Есть такое понятие как «народная дипломатия». Оно предполагает создание хороших отношений между странами на уровне обычных граждан, а не через переговоры политиков.

Если раньше в Гватемале не знали, что Россия вообще существует, то теперь они болеют за нашу сборную по футболу. Дети из нашей деревеньки в Гватемале учат русский язык. Ну и конечно, мы самая лучшая страна. Мы даем им возможность жить хоть немного лучше и не умирать от излечимых заболеваний.

Слава богу, есть люди, которые понимают, что мы делаем доброе дело для тех, кто не живет, а выживает. И они нас поддерживают.

К белым женщинам-врачам относятся с опаской

Есть два органа власти, с которыми нужно договариваться перед тем, как начать что-то делать в Гватемале. Один — это администрация, то есть, грубо говоря, местный мэр. С ним нужно разговаривать отдельно. Он может утвердить проект и дать разрешение на строительство. Кроме него, есть ещё совет старейшин. И их мнение тоже важно, кстати, нисколько не меньше — потому что они, по сути, представляют «глас народа».

Чтобы объяснить им, что я хочу, мне пришлось распинаться несколько часов. Люди с опаской относятся к белым женщинам-врачам. Вообще они с трудом понимают, как женщина может врачом стать. Благо, со мной был наш гватемальский врач Сергио Кастийо, который помогал с организацией встреч и в общении с сообществом. Думаю, без него меня бы не так радушно встречали.

Место для клиники уже одобрено. Нас здорово поддержало местное население: каждый мужчина деревни обязался отработать в качестве волонтера на стройке в течение пяти дней. А наша команда прорабов будет курировать стройку, которая начнется в июле 2016 года.

Специализация на космической медицине

Зарплату нам, к сожалению, никто платить не будет. Мы все работаем и копим на поездку. Так как этот проект рассчитан не на один год, а на длительное время, у нас уже есть ребята, которые «записываются» к нам. Например, в 2017 году приедет моя хорошая подруга, чудесный оперирующий онкогинеколог из Уфы.

На самом деле, штат нужен относительно небольшой — это же сельская больница без каких-то космических технологий. Наша команда будет организовывать медицинскую помощь. Делать эпидемиологическую разведку. Обучать местных знахарей, формировать принципы работы клиники. Кроме того, у нас будет несколько переводчиков, видеооператоры (ещё одного мы, кстати, ищем) и менеджер проекта. Дистанционные ребята будут поддерживать проект на всем его протяжении. Они — это некий каркас, у которого всегда полно работы. Мы отбирали людей не по тому, насколько они титулованы, а по умению быстро адаптироваться к любой ситуации.

Например, у нас в команде есть один врач со специализацией «космическая медицина». Это выглядит забавно, но ничего удивительного — «нормальные» люди редко попадают к нам. В основном это те, кто уже делал (и делает) что-то необычное в жизни. Есть пластический хирург из Харькова, отличный парень, заведует частной клиникой. Его домашний питомец — метровая игуана, а хобби — делать добро в странах третьего мира.

Он предложил мне внедрить лечение трофических язв плазмой крови, спросив, будет ли у нас центрифуга — «Центрифуга будет, а вот эпиндорфов (это такие ёмкости, в которые наливается кровь, типа закрытых пробирок) пока нет». На что он ответил: «В шприцы 10-кубовые зальём и вперёд!» Это наш подход. Когда у тебя нет ресурсов, тебе нужны люди, которые умеют пользоваться своей головой и не пасуют перед нестандартными ситуациями.

Ещё там будет гватемальский врач, который умеет вообще всё и будет помогать нам в самом начале перед запуском клиники и во время первых шагов. Он работает в частной клинике большого города и удивляет тем, что в отличии от многих хиспано-гватемальцев не ненавидит майя, а хочет помочь.

На вопрос, зачем люди это делают, у меня нет четкого ответа

Да, мы набираем идейных людей. Тех, кому нравится то, чем мы занимаемся. Однако даже если человек предлагает денег за то, чтобы работать с нами, но не отвечает необходимым требованиям, то он получает отказ. Например, мы против любого фанатизма: не можем взять религиозного или политического активиста, который будет устраивать пропаганду. Или сексиста. Кроме того, люди должны понимать, это не детский лагерь, а серьезный проект. Мы набираем профессионалов. Помимо всего прочего, у нас довольно строгий свод правил: волонтеры не должны употреблять алкоголь, а курение возможно только в строго отведенных местах.

Я искренне убеждена, что какими бы ни были истинные причины, будь то «спасти всех черных детей» или «красивая запись в резюме», люди, которые идут на подобное, делают этот мир лучше. И я симпатизирую им больше, чем тем, кто игнорирует происходящее вокруг. Малышу, которому вы спасли жизнь, глубоко плевать, зачем вы это сделали. И мне, собственно, тоже.

Раньше я сдавала однушку и жила припеваючи

Конечно, из-за падения рубля появились сложности в работе за рубежом. Раньше я могла сдать квартиру в Уфе и жить на это припеваючи. Теперь ищу дистанционные подработки, пишу статьи, консультирую людей онлайн. Для строительства мы и так искали все максимально экономичное — материалы, технологии, так что ещё больше сокращать расходы не удается.

Сейчас, пока нет клиники, я буду много ездить в столицу, чтобы оформлять документы и искать местных спонсоров. Есть идея помочь в одной маленькой деревеньке Калель — почитать лекции для местных повитух. Дел много, времени остается все меньше, работать нужно интенсивнее.

Кость в горле российского здравоохранения

Многие считают, что я ерундой занимаюсь. Но, думаю, многие не представляют, как будет выглядеть строительство бесплатной клиники в удаленной деревне российской глубинки. На фоне происходящей «модернизации» российского здравоохранения с централизацией и укрупнением медицинских учреждений. На фоне закрытия ФАПов (фельдшерско-акушерских пунктов) и врачебных амбулаторий в деревнях. Да меня просто съедят, чтобы «не высовывалась».

Попытка создать альтернативное государственным бесплатное медицинское учреждение неминуемо приведёт к конфликту с уже существующей системой медицинского обслуживания. Вы не сможете стать независимыми, бесплатными и законными одновременно. Будете как «кость в горле», немое свидетельство несовершенства существующей системы.

Большинство товарищей «ачегоневроссии» сами никому не помогают

Я знакома с огромным количеством медицинских и образовательных проектов в Латинской Америке и на Карибах, но до сих пор не встречала «нашего брата» ни в одном из них. В большинстве своем, волонтёрят ребята из США, Австралии и Европы. Почему? Думаю, это комплексный вопрос.

Во-первых, в этих странах есть такое понятие, как «свободный год» — то время когда вчерашние школьники берут «тайм-аут» длиной в 365 дней для того чтобы понять, чем они хотят заниматься в жизни. Они работают в нескольких проектах, путешествуют и только потом поступают в университеты. В России такой практики нет.

Во-вторых, многие россияне считают, что они сами ущемлены и им самим надо помогать, так что страны третьего мира подождут. Интересно, что большинство товарищей «ачегоневроссии» — сами в России никому не помогают.

Третья причина, которая кажется мне очень надуманной — это незнание языков и отсутствие денег. Мой товарищ начал путешествовать без денег и знания какого-либо языка. Таким образом он объездил больше сотни стран и выучил несколько иностранных языков. Так что все препятствия — они у вас в голове. Если есть желание, средство найдется.

Поучаствовать в благотворительном проекте можно здесь.